Посоветуйте что почитать

[Lucky]

[Koleso]

Чтение , как и восприятие музыки , бывает очень разным. Кому то надо музыкальный фон создать , пока белье гладишь или спортом занимаешься. Другим - "Ангелов и Демонов" , Акунина и прочие детективы с приключениями , чтоб безвозвратно стереть ластиком пару дней своей жизни Зато , лихой закрученный сюжет с неизбежным разочарованием в конце. Тогда уж лучше экранизацию посмотреть - там хоть через два часа тебя , без вариантов , из кинотеатра отпустят. ) "Волхв" имеет , конечно , детективную затравку , как и романы Достоевского , например , но это не те детективы , как и "Лолита" - совсем не эротический роман. Как и в любом виде искусства , есть вещи для гурманов (и я еще раз порекомендую прочесть лекции Набокова , хотя бы , по русской литературе) и есть ширпотреб. И Фаулза нельзя читать по диагонали и выносить приговоры о затянутости и прочих недостатках сюжета. Великий писатель 15 лет (!) работал - шлифовал и правил , а ты все сразу понял и рекомендации даешь ))) Ты его еще по щечке похлопай , Фаулза ... Если ты не маститый литературовед , то читать Волхва надо минимум три раза. Первый раз детективно-эротическая любовная составляющая не даст тебе в полной мере насладиться языком , второй уйдет на понимание (и если ты ни разу не залезешь в энциклопедию и словарь , то мне ваще с тобой обсуждать нечего)) тонкостей , психологии и замысла , ну а третье чтение - это просто большое эстетическое наслаждение , хотя и без интриги сюжета уже.

"Уже сейчас можно предсказать, что через 20 лет Запад вступит в эру невиданного и, казалось бы, парадоксального процветания. Говорил и повторяю: угроза ядерной катастрофы окажет на Западную Европу и Америку благоприятное воздействие. Во-первых, она подстегнет материальное производство; во-вторых, станет гарантией мира на планете; в-третьих, насытит каждую секунду существования человека стойким ощущением реальной опасности, каковое ощущение было, на мой взгляд, утрачено в предвоенный период, что и способствовало развязыванию войны. И хотя военная угроза в каком-то смысле будет противодействовать восхождению женского пола на главенствующие позиции, естественные для мирного периода развития, когда общество посвящает себя погоне за наслаждением, я уверен, что фиксация на травме отнятия от груди, определяющая поведение нашего объекта, станет среди мужчин нормой. Мы вступаем в эпоху безнравственности и вседозволенности, где самоудовлетворение вследствие роста заработной платы и расширения ассортимента доступных потребительских товаров в атмосфере ежеминутно ожидаемого апокалипсиса станет уделом если не всех и каждого,то подавляющего большинства.
...Как личностные особенности обеспечили изоляцию объекта, так экономические условия изолируют упомянутую личность от непосредственного соприкосновения с общественными недугами, такими как голод, нищета, низкий уровень жизни и прочее. Западный homo sapiens превратится в homo solitarius(человек одинокий)..."

Это 50-е годы прошлого века! )

[Koleso]

Элефтерия! Еще цитата в связи со злобой дня:

"Я предложил этим крестьянам следующее, - начал он. Я внимательно
оглядел его. Ни нервозности, ни возбуждения; полный самоконтроль. - Я
подарю им жизнь. Отправлю в арбайтлагерь. При одном условии. Что вы как
деревенский староста у них на глазах приведете в исполнение приговор над
теми двумя убийцами".
"Я не палач", - ответил я.
Сельчане разразились неистовыми воплями.
Он взглянул на часы: "Тридцать секунд на размышление".
Конечно, размышлять в подобных обстоятельствах невозможно. Вся логика
мгновенно улетучилась. Учтите это. В дальнейших своих действиях я не
руководствовался рассудком. Я был за гранью рассудочного.
"У меня нет выбора", - сказал я.
Он подошел к правофланговому первой шеренги. Снял с его плеча
автомат, нарочитым движением проверил, заряжен ли он, вернулся, протянул
его мне - обеими руками. Как честно заработанный приз. Заложники
загомонили, принялись креститься. Но быстро стихли. Полковник не сводил с
меня глаз. Мне вдруг пришло в голову, что я могу выстрелить в него. Но в
этом случае поголовное истребление островитян было бы неизбежно.
Я направился к решетке ворот. Понятно, чего ему надо. Эпизод будет
широко освещен в газетах, контролируемых немецкой администрацией. О
насилии над моей волей умолчат, выставят меня в качестве грека, который
верно усвоил, что такое германский порядок. Урок другим старостам. Пример
для всей замордованной Греции. Но эти восемьдесят - что ж я, обреку их на
смерть?
До партизан оставалось футов пятнадцать. Слишком близко - я столько
лет не практиковался в стрельбе. Почему-то я
не смотрел на их лица, пока шел. Разглядывал высокую стену с покатым
обвершьем, пару топорных декоративных урн на столбиках по краям ворот,
торчащие из-за стены мутовки перечного дерева. Но настал миг взглянуть и
на пленных. Младший не подавал признаков жизни. Голова его свесилась на
грудь. Они сотворили какую-то мерзость - я не рассмотрел подробно - с его
руками: все пальцы в крови. Но он был жив. Я слышал, как он стонет.
Бормочет бессвязно. Полуобморок.
И второй. Рот порван или разбит. Губы размозжены, вздулись багровыми
волдырями. Увидев, что я поднимаю автомат, он оскалился. Зубы, все до
одного, вмяты внутрь. Отверстие рта напоминает гнойную вульву. Я не смог
собраться с мыслями, сообразить, отчего это. И у него либо ломали фаланги
пальцев, либо рвали ногти, вся поверхность тела усеяна ожогами. Но немцы
допустили роковую ошибку. Забыли выдавить ему глаза.
Я навел дуло и, не целясь, спустил курок. Никакого эффекта. Просто
щелчок. Я снова нажал. И снова - безобидный щелчок.
Я обернулся. Виммель и конвойные - футах в тридцати, наблюдают.
Заложники не ко времени расшумелись. Им показалось, я раздумал стрелять. Я
опять повернулся к воротам, попробовал еще раз. Ничего. Посмотрел на
полковника, помахал автоматом: не хочет! Зной обессилил меня. Тошнота. Но
забытье не приходит.
"В чем дело?" - спросил он.
"Автомат не стреляет".
"Это шмайссер. Безотказная штука".
"Я три раза пытался".
"Не стреляет потому, что не заряжен. Доверять боевое оружие штатским
строго воспрещается".
Я уставился на него, потом на автомат: силился понять. Заложники
молчали.
"Как же я их убью?" - спросил я упавшим голосом.
Усмехнулся; губы тонкие, как острие сабли. И сказал: "Я жду".
Теперь я понял. Мне предлагалось забить их прикладом.
Я понял многое. Истинную сущность Виммеля, его истинные цели. А потом
пришло сознание того, что он безумен, а следовательно, не виноват, как
невинны все безумцы, даже самые жестокие из них. Он был потаенным капризом
природы, абсурдной крайностью, что обрела душу и плоть. Не потому ли в его
облике было нечто неотразимое - черты темного божества? Его окутывали
нечеловеческие токи. А в настоящей пагубе, в настоящем зверстве повинны
были остальные немцы, вполне вменяемые лейтенанты, капралы, рядовые, что
молча внимали нашему разговору.
Я пошел прямо на него. Охранники решили, что я собираюсь напасть, и
вскинули оружие. Но он что-то сказал им, не двигаясь с места. Я
остановился шагах в шести. Мы смотрели друг другу в глаза.
"Именем европейской культуры заклинаю вас прекратить это варварство".
"А я приказываю продолжать экзекуцию".
И, не отводя взгляда, добавил: "Если откажетесь выполнять, вас самого
немедля казнят".
Я побрел по пыльной площади к воротам. Остановился перед
приговоренными. Хотел было объяснить тому из них, в ком еще брезжил разум,
что у меня нет выбора, что я вынужден совершить над ним нечто немыслимое.
Но удачный миг был безвозвратно упущен. Может, из-за того, что вблизи я
понял, что они сделали с его ртом. Не просто разбили сапогом или дубинкой,
но - выжгли. Я вспомнил солдата с железным прутом, электрический огнь. Они
проникли сквозь преграду зубов и вытравили язык, выжгли каленым металлом
до самого корня. Слово, что он выкрикивал, должно быть, вывело-таки их из
себя. За эти незабвенные мгновения, за пять самых быстрых в моей жизни
секунд, я разгадал этого повстанца. Понял его лучше, чем он сам себя
понимал. И он помог мне в этом. Из последних сил повернул лицо навстречу и
произнес слово, которое уже не мог произнести. Не речь - горловой клекот,
пятисложный спазм. Но это было, вне всякого сомнения, то самое слово, его
последнее слово. Оно пропитывало его взгляд, его существо, все существо
без остатка. О чем твердил распятый Христос?
Почему Ты меня оставил? А этот человек повторял нечто менее
трогательное, менее жалостное, а значит, и менее человечное, но гораздо
более значимое. Он обращался ко мне из пределов чуждого мира. В том, где
находился я, жизнь не имела цены. Она ценилась слишком высоко и потому
была бесценной. В том, где обитал он, лишь одна вещь обладала сопоставимой
ценой. Элефтерия - свобода. Она была твердыней, сутью - выше рассудка,
выше логики, выше культуры, выше истории. Она не являлась богом, ибо в
земном знании бог не проявлен. Но бытие непознаваемого божества она
подтверждала. Она дарила вам безусловное право на отреченье. На свободный
выбор. Она - или то, что принимало ее обличье - осеняла и бесноватого
Виммеля, и ничтожных немецких и австрийских вояк. Ею обнимались все
проявленья свободы - от самых худших до самых лучших. Свобода бежать с
поля боя под Нефшапелью. Свобода бороться с первобытным богом Сейдварре.
Свобода потрошить сельских дев и кастрировать мальчишек кусачками. Она
отвергала нравственность, но рождена была скрытой сутью вещей; она все
допускала, все дозволяла, кроме одного только - кроме каких бы то ни было
запретов.
Видите, сколько слов мне потребовалось, дабы описать свои тогдашние
чувства. А ведь я еще не сказал о том, до чего греческими представились
мне его твердость, его неподатливость. Тогда я впервые осознал свое
духовное родство с этой страной. Чтобы постичь все, что я постиг,
понадобились считанные секунды, а может, и этого не понадобилось. Я понял:
из всех, кто собрался на школьной площадке, мне единственному дано
выбирать свободно; весть и щит этой свободы сильнее здравого смысла,
инстинкта самосохранения, сильнее моей собственной смерти, сильнее гибели
восьмидесяти заложников. С той поры эти восемьдесят снова и снова приходят
в мои сны, обвиняя. Заметьте, я был убежден, что умру с ними вместе. И
сейчас мне некуда скрыться от их мученических ликов, кроме как в тот
краткий просверк запредельного знания. Но знание палит, как зной. Рассудок
твердит мне: ты совершил ошибку. Но все мое существо удостоверяет: ты был
прав.
Я простоял там, наверно, секунд пятнадцать - точнее сказать не могу,
время в подобных обстоятельствах ничего не значит, - затем отшвырнул
автомат и шагнул вплотную к вожаку партизан. Ощутил взгляд полковника и
выкрикнул и ему, и обреченному, близкому теперь собрату то единственное
слово, которое только и мог произнести.
Краем глаза я увидел, как рванулся к Виммелю Антон. Слишком поздно.
Полковник отдал приказ, рявкнули пулеметы; я зажмурился в тот самый миг,
когда первые пули впились в мое тело."

[Koleso]

Да , чуть не забыл про вошь.) Никого не хотел обидеть - просто если вы хотите от Фаулза получить то , что привыкли получать от эрудита и фантазера Акунина , то он вам покажется не вкусным. Если сравнительно толстый томик Акунина довольно быстро читается , то это не показатель качества книги.

[максюта]

[Koleso]

Да. Как и ты )

[максюта]

И сколько времени ты на это потратил? Я только что понял,какая же ты всё таки ранимая и нежная душа,а этот сра-ый волейбол не давал тебе раскрыться.

[Koleso]

«Позвольте представиться, – сказал попутчик мой без улыбки, – моя фамилия N.» Мы разговорились. Незаметно пролетела дорожная ночь. «Так-то, сударь», – закончил он со вздохом. За окном вагона уже дымился ненастный день, мелькали печальные перелески, белело небо над каким-то пригородом, там и сям еще горели, или уже зажглись, окна в отдельных домах...

[Lucky]

Вот отличный отзыв на "Волхва", с которым я согласен на 90%:

"К Фаулзу я давно присматривался, но никак не мог решиться на 800 страниц. Я из тех, кто солидарен с Митчеллом в том, что наполовину прочитанная книга - это наполовину завершенный любовный роман. Завершать любовные романы с книгами на позитивной ноте у меня получается гораздо лучше, чем с людьми)) Хотя тут тоже были свои нюансы. Сначала я вообще подумал: "Какой же он зануда!", мысленно подбирая любой благовидный предлог, который позволил бы с чистой совестью улизнуть со скучного свидания. Это было всего лишь первое впечатление об авторе. Постепенно он увлек меня интересной беседой, захотелось не только узнать продолжение истории, но и задать интересующие меня вопросы, на которые, увы, я так и не получил ответа. Но начнем по порядку. Главный герой - Николас Эрфе, учитель английского языка. Он вообще ни рыба, ни мясо. Только ходит туда-сюда и хандрит без причины. То ли потому, что всем творческим людям по статусу положено пребывать в депрессии, то ли просто от скуки и безделья. В общем, от этого он явно не страдает, а получает какое-то неведомое мне мазохистское удовольствие. Других причин я не вижу для того, чтоб молодой человек бросил девушку и уехал работать в глушь, на греческий остров Фраксос. Перед отъездом коллега оставляет предостережение, чтоб Николас не совался в таинственный зал ожидания. Ну, конечно, запретный плод сладок, поэтому главный герой не слушает советов и пытается раскрыть тайну хозяина виллы, сторонящегося местного общества. Вот тут и начнется самое интересное. Смешаются в одну кучу призраки, актрисы, греческие боги, шизофреники, военные, психиатры, оппозиционеры и т.д. О мистических приключениях на вилле я тоже наблюдал со скепсисом, как и Эрфе. Не люблю фантастику и в призраков не верю, поэтому уже даже меня начинало раздражать, как Кончис пытался убедить своего гостя в реальности происходящего. Но чем дальше распутывался клубок интриг, тем больше хотелось добраться до сути. Вот тут я снимаю шляпу перед автором. Интригу он умеет держать. Вроде уже готов поверить, что перед тобой вот-вот открылась долгожданная правда, как в следующий миг снова начинают одолевать сомнения. Вся прелесть книги именно в том, что никому нельзя верить на слово, потому что всё слишком часто переворачивается с ног на голову. Я обожаю подобные интеллектуальные битвы. По самой атмосфере книга очень напомнила мне старый триллер Финчера "Игра". Но если там в конце был смысл и логика, то тут я так и не понял мотивацию Кончиса и Ко. Ради чего собрали весь этот кордебалет? Спору нет, что идея с метатеатром эффектна, но я так и не услышал убедительных доводов в пользу сего действа. Обвинять хозяина виллы в безнравственности не стану, хотя его шутки бесцеремонно нарушают этические нормы. Но ведь Николас сам влез в странную игру. Ему захотелось острых ощущений. Вот он и получил эмоциональный всплеск, который помог ему ценить жизнь. Открытый финал позволяет думать в разном направлении. Мне хотелось бы выбрать хэппи энд, потому что хочется надеяться на то, что главный герой вынес из своих злоключений какой-нибудь урок для себя. Но я не верю, что он изменился и повзрослел. Как и не верю в отношения Алисон и Николаса, потому что это два эгоиста. Одна шляется только так, но закатывает истерику на почве ревности. Другой ведет себя, как свинья, но жалуется, что к нему относятся по-свински. Книга мне понравилась, но стоило лучше продумать концепцию, потому что интерес Кончиса для меня остался непонятным. То ли беспринципный злодей, то ли ненормальный альтруист)) Но если сам Фаулз говорит в предисловии, что в его романе не больше смысла, чем в пятнах Роршаха, а единственной идеей произведения является вызвать отклик у читателя, то со своей задачей он справился, потому что у меня отклик он получил. Кстати, вот отличный пример качественной эротики, которая не удешевляет роман в целом."

[Медвепут]

Колесыч хватит портить нормальную тему. Человек высказал свое мнение про книгу а ты тут развел полемику.
Вообще предлагаю здесь высказывать свои мнения о прочитанных книгах.

[Koleso]

Lucky, хороший отзыв. Что касается Кончиса. Первое название романа "Игра в бога". Поэтому , как и о намерениях бога и устройстве мира , о мотивах Кончиса можно только догадываться и фантазировать. Ты можешь найти "самое правильное" религиозное учение и сколь угодно близко подойти к "разгадке Мира" , но ты никогда не будешь знать точно - иначе умрет та самая Элефтерия и жизнь остановится. Поэтому и финал книги не может быть закрытым , а одним из намерений Фаулза было показать , что для большинства "религиозных чудес" вполне достаточно вполне себе земных рациональных мощностей. )

[Lucky]

[Koleso]

Слава богу , мы уже не в школе и никто никого не заставляет читать по программе не понравившихся писателей )

[Вия]

Сережа, спасибо, побежала в книжный

Если мужчины позволят разбавить эту тему женским мнением, то скажу, что фантастику любила и читала много, но (как кто-то уже здесь говорил) это увлечение присуще больше юности Из фантастов в список добавлю к Стругацким, пожалуй, Ефремова.
Книги, произведшие на меня в последнее время большое впечатление:
Харуки Мураками (да-да, женщины его почему-то любят "Норвежский лес"; Исигуро Каидзуми "Не отпускай меня", Шолохов "Тихий Дон"( кстати, тоже на злобу дня), Гришковец (почти все понравилось), Паланик "Пигмей" (за очередную бредовую выдумку автора и игру с текстом.

[Медвепут]